22 февраля
В шаге от приговора подсудимый профессор оценил труд следователей МВД РТ по делу о «нанодоске»
В Казани завершился трехлетний процесс по делу о госконтракте Минобрнауки России на 95 млн рублей, исполнение которого в МВД и прокуратуре считают аферой. Согласится ли с этим суд — узнаем при оглашении приговора. В прениях гособвинитель потребовал для тройки фигурантов 17 лет колонии, а те — полного оправдания. «Верю в справедливое решение», заявил в последнем слове подсудимый экс-проректор по развитию и международным связям КНИТУ-КАИ Виктор Гуреев и поделился — какими убытками для вуза, предприятий и государства обернулось это следствие. «Реальное время» публикует защитительную речь профессора.
Когда выйдут на волю фигуранты «дела КАИ»
18 февраля 2019 года уголовное «дело КАИ» поступило на рассмотрение в Вахитовский райсуд Казани. 18 февраля 2022-го — ровно через 3 года — председательствующий по делу судья Наиль Камалетдинов удалился в совещательную комнату для постановления приговора. Предварительно озвучил дату оглашения приговора — 21 марта. Впрочем, она еще может измениться.
Бывший гендиректор ООО «Нур-тех» Марат Галеев — под стражей более четырех лет, но по факту отсидел все шесть, с учетом нормы о зачете дня в СИЗО за полтора в колонии общего режима. Поэтому, даже при вынесении обвинительного приговора с посадкой на 6,5 года и штрафом 800 тысяч рублей за бюджетную аферу и злоупотребление полномочиями в коммерческой организации, как в прениях предложила гособвинитель Елена Петрова, еще до лета может оказаться на воле.
Хуже положение 65-летнего экс-лидера группы компаний «Нур» Загира Исрафилова — прокуратура требует его отправки в колонии строгого режима на 6 лет и 8 месяцев, полагая, что он был соучастником мошенничества с госконтрактом в 2011—2013 годах в период непогашенной судимости по другому делу. В 2010-м Исрафилова осудили за растрату с покупкой теплохода к 1000-летию Казани, в 2014-м — за невыплату зарплаты. По «делу КАИ» он отбыл год и месяц под домашним арестом и еще 2 года и 5 месяцев — в СИЗО, то есть всего — 3,5 года, которые с учетом предполагаемого периода совершения преступления в случае обвинительного приговора могут быть засчитаны день за день.
3 года и 7 месяцев под домашним арестом находится и заведующий кафедрой теплотехники КНИТУ-КАИ, бывший проректор Виктор Гуреев. Для этого обвиняемого в афере и злоупотреблении должностными полномочиями (ч. 4 ст. 159, ч. 1 ст. 285) помощник прокурора просила 4 года колонии общего режима со штрафом в 500 тысяч рублей. Технически до истечения этого срока остается 5 месяцев.
Виновным себя не признает ни один из подсудимых. По версии обвинения, все трое ввели в заблуждение руководство Минобрнауки РФ и КНИТУ-КАИ им. Туполева, втянули вуз в конкурс на госконтракт по разработке технологии и оборудования для выпуска наномодифицированных изделий из полимеров и бионаполнителя (далее — «нанодоски»), и после выигрыша завалили проверяющих фальсифицированными актами разработки документации и выполнения работ, выдав заказчику под видом своей разработки типовое оборудование, закупленное в Китае. По документам соисполнителями контракта являлись сотрудники КАИ и коммерческой фирмы «Нур-тех», однако силовики считают, что и вся их работа по проекту была фикцией, а потому все 95 млн рублей госконтракта были похищены.
Впрочем, версию силовиков не разделяют ни в Минобрнауки РФ, ни в КНИТУ-КАИ им. Туполева. Руководство вуза уже не раз предпринимало попытки отказаться от статуса потерпевшего, поскольку госконтракт числится исполненным с 2013 года, а принятое госзаказчиком оборудование числится на балансе вуза.
«Прошел путь от ученика слесаря до проректора»
Финальная речь гособвинителя заняла не больше 30 минут. Тогда как выступления трех подсудимых и шести адвокатов в прениях растянулись на семь рабочих дней. С учетом объема любопытной информации изложить их позиции редакция планирует в нескольких материалах.
Начнем с позиции Виктора Гуреева, который самокритично обозвал сам себя придурком-трудоголиком, заявил, что никаких богатств не нажил и даже на отдыхе за границей ни разу не был. А еще обвинил в создании реального ущерба бюджету и промышленности следователей и оперов МВД Татарстана — мол, инициировали «дело КАИ» и не стали в нем разбираться.
«Ваша честь, прошу меня оправдать в связи с тем, что на самом деле никаких преступлений я не совершал в своей жизни, несмотря на то что мой трудовой стаж на сегодняшний день составляет 45 лет, — обратился к суду доктор технических наук Гуреев. — Я прошел достаточно длинный путь от ученика слесаря Казанского авиационного завода до проректора по развитию и международным отношениям крупнейшего университета авиационного российского… Всегда работал в интересах государства, в интересах людей, в интересах студентов.
Через мои руки в Набережных Челнах за 18 лет работы в Камском политехническом институте прошло несколько тысяч студентов для КАМАЗа. И я уверен — ни один из них не может сказать в мой адрес никаких плохих слов, не то что обвинений. Все мои коллеги в Челнах и здесь, в Казани, шокированы тем, что происходит. Никто не верит в то, что я мог совершить преступление. Но я его и не совершал. Потому что проект выполнен, он сдан успешно министерству, оборудование работает…
Мы так радовались, когда реализовали этот проект, потому что это был на самом деле первый проект, который был реализован с созданием опытно-промышленного производства. То есть обычно все наши научно-исследовательские работы заканчивались либо пояснительной запиской, отчетом каким-то, а здесь было создано производство!
Естественно, у нас не было опыта создания производства. Нашелся вот партнер — предприятие (ООО «Нур-тех», — прим. ред.), которое имело такой опыт, взяло на себя ответственность. Это, конечно же, была не моя инициатива. Инициатива исходила от ректора (на тот момент — Юрия Гортышова), который поручил мне помочь в подготовке заявки и запустить такой проект. Я, честно говоря, сам очень сильно сомневался вначале, что удастся сделать такую большую и сложную работу, но Марат Мухамадеевич Галеев обладал редким сочетанием инженерных способностей, таланта и организаторских еще способностей, взял на себя ответственность за создание такого производства и ему это удалось — надо отдать ему должное.
Мы это производство демонстрировали на разных уровнях. Все характеристики, заявленные в госконтракте и в техзадании, были подтверждены, изделие появилось в конце-концов в точном соответствии с техзаданием, и у него были очень хорошие перспективы. Но, к сожалению, возникли конфликты внутри предприятия [«Нур-тех»] — гораздо позднее реализации этого проекта — в 2016—2017 годах. Для нас это было, конечно, неожиданно, сами не понимали, что там происходит…
О сорванных проектах с атомщиками и КАМАЗом
В результате этих событий, которые произошли, на самом деле нанесн на сегодняшний день огромный ущерб как лично мне, так и вузу моему, моему коллективу, многим из ребят, с которыми я работал.
Единственное, что у меня было, что я заработал за 45 лет своей трудовой жизни — это мое имя. Денег у меня никогда не было, тут иногда смех вызывает, но мы с супругой за границу ни разу не съездили, даже в Турции отдохнуть не сумели.
Ну я придурок, по большому счету, трудоголик так называемый, который из 58 дней отпуска своего ежегодного брал 14, остальное тратил на то, чтобы создать условия своему трудовому коллективу. Чтобы ребята могли зарабатывать в институте, а не мерчендайзерами в магазинах, раскладывая продукты и так далее…
Я вернулся из Челнов сюда, в Казань, мне было предложено — либо ты займешь чье-то место, либо сам создавай. Я выбрал вариант создания, я создал в КАИ маленький институт собственными усилиями, никого не подвинул, ни на кого не наступил. И этот маленький институт с 2000 года к 2010-му разросся до 50 человек. Мы реализовывали не менее пяти различных проектов в год, очень плотно работали с КАМАЗом, с атомщиками, с авиационным заводом.
Ребята развивались и росли на глазах, мы стали конкурировать с ведущими российским школами по компьютерному моделированию. Собственными усилиями в рамках этих проектов мы сумели закупить и программное обеспечение, и компьютерное оборудование достаточно дорогое — например, нужный для работы вычислитель стоил 17 миллионов, тогда это были огромные деньги. И вместо того, чтобы забрать их в зарплату, мы потратили, чтобы купить имущество вузу. Все, что мы покупали на договорные деньги, лично нам не принадлежало и не принадлежит, это все — имущество вуза. И этого имущества, наверное, миллионов на 70 в КАИ сейчас находится, что куплено за счет заработанных нами средств.
С июля 2018 года, в связи с моим отсутствием на работе, практически остановлено сотрудничество КНИТУ-КАИ с Российским ядерным центром по разработке отечественного тяжелого программного обеспечения «ЛОГОС», с ПАО «КАМАЗ» — по разработке турбонаддува для дизельного рядного 6-цилиндрового двигателя, с «КЭР-Холдингом» — по созданию воздушной холодильной машины и т. д.
Это огромный, многомиллионный ущерб вузу и государству, за счет сорванных, нереализованных проектов с промышленными предприятиями РФ и РТ. Все эти крупные проекты значимы и необходимы для народного хозяйства и для государства.
Это непоправимый ущерб, нанесенный моей репутации, моему честному имени в науке и профессиональной деятельности, моему здоровью и здоровью моих близких, материальному положению нашей семьи.
«Успешно решена задача уничтожения одного из самых перспективных научных коллективов»
Я себя виноватым ни в чем не считаю. Не вижу своей вины. Я не взял в этом проекте ни копейки. Официально в качестве зарплаты за 3 года заработал 613 тысяч всего. А обвинение мне, кроме всего, еще штраф 500 тысяч предусмотрело. Фактически с меня, получается, три шкуры, что ли, содрать, еще и ущерб какой-нибудь придумать, несмотря на то, что ущерб КАИ не признает, претензий не предъявляет… Но, я так понимаю, все это может измениться — пример КХТИ перед глазами, потому что людей раздавили, и они сейчас решают вопрос ущерба.
Я считаю, что я никогда никакого ущерба КАИ не наносил и не мог нанести. Напротив, моими трудами почти 90 млн рублей по отчислениям с договоров пришли в КАИ, и за счет этого мы сохраняли людей, научный коллектив. Потому что государство, честно говоря, нас кинуло — оставило без бюджетных средств к существованию, мы вынуждены были зарабатывать сами.
Сейчас у меня от почти полусотни человек осталось всего четверо — кем-то успешно решена задача уничтожения одного из самых перспективных научных коллективов в КАИ. Молодежь разбежалась по разным организациям. К сожалению, они не верят в наше правосудие. Я еще испытываю огромную надежду на то, что в нашей судебной системе справедливость все-таки существует…
Но если человека больше, чем на 3 года, из науки убрать, то он дисквалифицируется, потом восстановить свои навыки практически не может. Поэтому я благодарен своему докторанту, который в эти годы меня все-таки заставлял думать, работать мозгами и не терять квалификацию, как доктора наук. Наверное, я мог бы сделать больше — не одного, а трех докторов подготовить за это время, но не судьба.
Ваша честь, еще раз хочу сказать, что не виновен, ни копейки не брал, никто из людей на меня пальцем не показал, сам следователь, собственно говоря, сказал об этом, что он удивлен, что из больше, чем из 100 человек. Только одного подломали, но правда, совести хватило ему извиниться за то, что он меня оговорил…
Никакого хищения чужого имущества я не совершал ни единолично, ни якобы по предварительному сговору с руководством «Нур-теха». Следователь так и не смог предоставить ни одного доказательства о моем вступлении в сговор. Руководство КНИТУ-КАИ и МОН РФ я не обманывал и не злоупотреблял их доверием. Свое служебное положение для этого я не мог использовать, так как в рамках выполнения госконтракта я его не имел.
Во-первых, будучи начальником Управления научно-исследовательских работ, я не был наделен организационно-распорядительными и административно-хозяйственными функциями в госконтракте — приказа не было, лишь устное распоряжение ректора Гортышова об оказании помощи в подготовке конкурсной заявки. Во-вторых, Ваша честь, следователь Москалев умышленно упускает целый период моей деятельности (17 из 30 месяцев исполнения госконтракта), когда я работал в КНИТУ-КАИ только на полставки по совместительству профессором кафедры, поскольку занимал должность проректора по науке КГЭУ — другого вуза. То есть в период с 30.12.2011 года по 18.11.2013 года я должностным лицом в КАИ не был. Однако в своем выступлении в прениях прокурор распространяет действие моей должностной инструкции начальника УНИР на все 30 месяцев исполнения госконтракта, а затем пытается приписать туда же и обязанности проректора по развитию КНИТУ-КАИ, которым я стал 19 ноября 2013-го — после завершения работ по госконтракту.
«Утверждение следователя абсурдно, бездоказательно и как минимум ошибочно»
Следователь так и не смог доказать факт мошенничества и хищения мной какого бы то ни было имущества, так как ни МОН РФ, ни КНИТУ-КАИ, никто из свидетелей обвинения не подтвердили этого. Он так и не смог указать ни места, ни времени, ни обстоятельств, ни предмета хищения, ни факта обогащения моего или моей семьи.
Все имущество, имеющееся у меня и моей семьи, полностью соответствует уровню моей официальной заработной платы. У нас нет ни дорогой недвижимости, ни счетов в банках, ни какого-либо бизнеса. Это подтверждено в материалах уголовного дела.
Средства в размере 95 млн рублей, выделенные МОН РФ на выполнение Госконтракта, поступили на счета КНИТУ-КАИ и могли быть израсходованы только по личному распоряжению ректора КНИТУ-КАИ. Кроме него, ни я, ни другой сотрудник вуза никаких полномочий по распоряжению этими средствами не имел и не мог иметь. Все эти средства израсходованы строго по назначению, в полном соответствии со сметой к госконтракту, утвержденной ректором вуза и министерством.
Следователь пишет о том, что я якобы «злоупотребил доверием» Гортышова и других ректоров, которых «обманул и ввел в заблуждение». Однако ни Гортышов, ни Абруков, ни Гильмутдинов, ни представители МОН РФ в своих показаниях никогда не отрицали факта выполнения госконтракта надлежащим образом. Вся отчетная документация по этому контракту утверждалась руководителем КНИТУ-КАИ, и именно ректор нес полную ответственность за достоверность предоставленной по госконтракту информации. За прошедшие годы ни одна подпись в отчетных документах не была признана недействительной…
С утверждением следователя о том, что я якобы «действовал из корыстных побуждений и знал, что вместо результата будет представлено аналоговое оборудование», абсолютно не согласен. Я вообще не имел никакого предварительного представления, что это за проект, что за оборудование, есть ли какие-то его аналоги. О том, что разрешенное к заимствованию оборудование было заказано ООО «Нур-тех» в КНР я узнал только от следователя, в 2017 году. Но госконтрактом это не запрещалось.
По условиям техзадания, девять из десяти технологических операций в разрабатываемой технологии, а соответственно, и оборудование для их выполнения, могли быть заимствованными. И только одна технологическая операция и оборудование для нее должны были быть полностью оригинальными и специально разработанными, что и было выполнено при создании опытно-промышленного производства. Следователь сам выделил термин «заимствовано» в госконтракте, но интерпретировал все по собственному разумению. Не обладая необходимыми компетенциями в разработке НИР и НИОКР, не обращаясь к специалистам-экспертам, он сделал глубоко ошибочный вывод, что все оборудование для опытно-промышленного производства КНИТУ-КАИ и ООО «Нур-тех» должны были разработать и изготовить самостоятельно. На этом он и построил уголовное дело.
Как я узнал во время следствия, закупленное оборудование изготовлено по специальному заказу «Нур-теха» в соответствии с определенными госконтрактом техническими требованиями, и в единственном экземпляре — не имеет серийных номеров и является уникальным. Оно отличается от всего известного аналогичного оборудования возможностью выпускать погонажные изделия шириной 1 500 миллиметров. На сегодняшний день подобного оборудования ни в России, ни за рубежом по-прежнему не имеется.
Собственной разработкой исполнителя являются установка наномодификации и установка измельчения и сушки.
Заявления конструктора «Нур-теха» Ибнияминова, что оборудование и техдокументация вообще не разрабатывались, являются ложными, что и было подтверждено самим Ибнияминовым в ходе его допроса в суде, а также показаниями в суде других свидетелей.
Ваша честь! Хочу обратить Ваше внимание на то, что 95 млн рублей — это полная сумма госконтракта, и если все эти деньги, как считает следователь, похищены, то совершенно непонятно, на какие же тогда средства создали опытно-промышленное производство, укомплектовав его как заимствованным, так и разработанным и изготовленным с нуля нестандартным оборудованием, оплатили работу почти ста человек за 3 года реализации проекта, оплатили все налоги и накладные расходы.
Утверждение следователя о том, что Галеев, Гуреев и Исрафилов похитили 95 млн рублей и распорядились ими по своему усмотрению, абсолютно абсурдно, бездоказательно, голословно и как минимум ошибочно, если даже не умышленно ложно.
Никакой корыстной заинтересованности в выполнении госконтракта я не имел.
Прошу меня оправдать, преступлений не совершал, верю в справедливое решение».
В отличие от Виктора Гуреева двое других фигурантов поделились с судом своими версиями о заказчиках данного расследования. Их позицию и мнение адвокатов по делу «Реальное время» озвучит чуть позже.
ПроисшествияОбществоВластьОбразованиеБизнесЭкономикаФинансыБюджетПромышленность Татарстан Гильмутдинов Альберт Харисович
