8 октября
Никита Масленников: «Деньги привязаны к конкретной цели, и это, по большому счету, такая гражданская солидарность, мы поддерживаем тех, до кого никогда не доходили руки и внимание финансовых властей»
«ДИСКУССИЯ ОБЕЩАЕТ БЫТЬ НЕШУТОЧНОЙ»
— Никита Иванович, появилась информация о готовящихся в недрах властных структур очередных инициативах по повышению самых разных прямых и косвенных налогов. Что вам известно об этих инициативах?
— Это уже не инициативы. Есть одобрение ряда предложений минфина правительством 16 сентября, когда рассматривался проект бюджета страны 2021–2023 годов. На этом заседании обсуждался и был одобрен целый пакет законопроектов, которые должны сопровождать трехлетний госфинплан, среди них и те, что касаются вопросов налоговой донастройки. Прежде всего это те законодательные инициативы по обеспечению доходной части бюджета, которые президент высказал еще летом. Они уже внесены в Государственную Думу.
Речь, например, идет об изменении прогрессии подоходного налога с 13 процентов до 15 процентов для людей, имеющих годовой доход свыше 5 миллионов рублей и обложение по ставке в 13 процентов прироста банковских вкладов. В новых поправках к Налоговому кодексу РФ сказано, что при определении налоговой базы не учитываются только доходы в виде процентов, полученных по вкладам (остаткам на счетах) в рублях в российских банках, если процентная ставка в течение всего налогового периода не превышает 1 процента годовых, а также по счетам эскроу.
В общей сложности за три года эти две законодательные инициативы будут давать около 400 миллиардов рублей. Что до прогрессии НДФЛ, то она коснется примерно 1 процента работников Российской Федерации от всех занятых. Общий итог этого самого повышения в среднем составит порядка 60 миллиардов рублей в год. 60 миллиардов в 2021-м, чуть повыше в 2022-м и порядка 68 миллиардов в 2023-м. В то же время надо иметь в виду, что эти деньги от измененной прогрессии НДФЛ носят так называемый окрашенный характер — они целевым образом поступают на финансирование мер по поддержке детей, больных редкими серьезными болезнями, медики называют их орфанными заболеваниями. Такое очень важно отметить, потому, что это целевой, совершенно понятный сбор. Деньги привязаны к конкретной цели, и это, по большому счету, такая гражданская солидарность, мы поддерживаем тех, до кого никогда не доходили руки и внимание финансовых властей. Это одна из инициатив налогового характера.
Другая связана с повышением расчетных коэффициентов при исчислении налога на добычу полезных ископаемых. Это будет касаться отчасти металлургов и производителей минеральных удобрений, в частности калийных и фосфатных солей. Здесь ожидаемый итоговый сбор по году — порядка 56 миллиардов рублей. В то же время, несмотря на то, что правительство это одобрило и законопроект готов, 22 сентября первый вице-премьер Андрей Белоусов провел совещание с заинтересованными компаниями, на котором обсуждался порядок исчисления данного налога. В текущих условиях они будут не слишком обременены с точки зрения конечных финансовых показателей. Такие дополнительные сборы не подведут под какой-то серьезный системный финансовый риск ту и другую отрасль, но речь идет о том, что отдельные компании могут получить более высокий риск, другие — меньший, и, чтобы это выровнять, естественно, бизнес внес свои предложения. При общем согласии, что такой объем дополнительного взимания с данных двух отраслей сохраняется, тем не менее конкретные ставки по отдельным компаниям должны носить дифференцированный характер в зависимости от цен на ту продукцию, которую они выпускают и общего финансового положения, перспективного, особенно в 2021 году. Конкретные решения должна предложить рабочая группа из представителей кабмина и бизнеса. При понимании, что идет солидарное участие бизнеса и населения по консолидации бюджета на ближайшую трехлетку, диалог активным образом развивается.
— А наша кормилица — нефть. Там же тоже какие-то налоговые подвижки есть?
— Да, еще одна новация связана с налогами в нефтяной отрасли. Речь идет, во-первых о повышении налогообложения по доходу на добавленный доход. Здесь и компании, и минфин признают, что изначально, когда он вводился в качестве эксперимента для месторождений, которые находятся только в стадии разработки и выходят на проектную мощность, были допущены некоторые счетные ошибки и бюджет совершенно явно недополучил, а нефтяные компании обрели дополнительный доход, на который сами не рассчитывали. Сейчас это все выравнивается. Компании высказывают свои соображения, минфин доводит до логического конца свои расчеты. Тем не менее общий итог по трем годам такой донастройки налога на добавленный доход может составлять в среднем по 300 миллиардов рублей в год (чуть выше 900 миллиардов по всей трехлетке). Это не ограничится таким линейным повышением, потому что будет расширяться и состав месторождений, которые подпадают под налог на добавленный доход, а он, по большому счету, компаниям более выгоден, чем традиционный НДПИ, потому что там в первые годы, когда только идет освоение новых месторождений, он взимается по пониженным ставкам. Дальше, когда компания выходит на стадию коммерческой добычи, он, естественно, повышается. Поэтому здесь можно говорить, что данный эксперимент носит стимулирующий характер, поскольку дает основание компаниям уходить со зрелых месторождений на новые, развивать их, в том числе в трудных условиях добычи, в местах залегания на большей глубине, чем обычные месторождения.
Естественно, все это будет сопровождаться отменой многих льгот, которые сегодня действуют в нефтяной отрасли для так называемых зрелых месторождений. Хочу напомнить, что сегодня налогообложение у нас в нефтянке напоминает такое лоскутное одеяло, когда под разного рода льготами находится больше половины всей добычи. Естественно, сегодня намерение минфина — заняться оценкой эффективности данных льгот. С 1 января следующего года будет действовать такой железобетонный принцип, что если в вашей компании нет новых инвестиций по таким месторождениям, то у вас нет и льгот по ним. Будьте добры все это обосновывать. Вот от подобного пересмотра льгот, который станет только начинаться в следующем году, бюджет рассчитывает получить порядка 30 миллиардов рублей дополнительных доходов.
Вот так в самом первом приближении выглядят те емкие налоговые новации, которые запланированы в проекте. Естественно, все это подлежит обсуждению и с бизнесом, и с депутатами, и с экспертным сообществом, и дискуссия обещает быть нешуточной.
Но я бы хотел тут отметить важный момент предстоящей трехлетки и особенно бюджета 2021 года. Он не только носит переходный характер от бюджета поддержки населения и бизнеса в пандемический и постпандемический период, но и должен заложить основы для бюджета 2022 года, когда нам нужно будет создавать бюджетные стимулы для экономического роста, когда бы мы могли обеспечить гарантированные темпы роста годового ВВП от 3 процентов и выше. В прогнозе это записано, но надо еще обеспечить мерами экономической политики, необходимыми регулятивными решениями и так далее. Подобные налоговые новации дают представление о другой черте бюджетной политики — это некая такая солидарность и населения, и бизнеса в том, что за счет такого точечного повышения налогов, за счет донастройки налоговой системы совершенно очевидно делается ставка на компенсацию части антикризисных расходов, которые (по состоянию на конец сентября это уже 3,9 процента ВВП) по итогам года составят порядка 5 процентов ВВП. Если учитывать все суммы, переходящие с прошлогоднего бюджета, пока, по максимальной оценке, в текущем году потрачено на экономику и население государственных расходов порядка 23,7 триллиона рублей. Естественно, такой рывок расходов в 2020 году придется отчасти компенсировать тем самым точечным повышением налогов. В целом эксперты оценивают, что общее повышение может составить около 500 миллиардов рублей, но к этому надо добавить пересмотр соглашений о двойном налогообложении. С Мальтой и Кипром данный вопрос уже решен. На повестке дня Люксембург. Там пока тоже принципиальных возражений нет от наших партнеров. Это может дать в год от 130 миллиардов до 150 миллиардов рублей дохода в бюджет.
«Хочу напомнить, что сегодня налогообложение у нас в нефтянке напоминает такое лоскутное одеяло, когда под разного рода льготами находится больше половины всей добычи»
— Вы ничего не сказали об акцизах. Там тоже планируются какие-то повышения?
— Вопрос акцизов будет одним из основных на повестке дня для обсуждения. Действительно, минфин предлагает повысить на 20 процентов акциз на табак и табачные изделия, включая электронные сигареты. Для понимания ситуации, объем акцизов на табачные изделия в этом году составит около 600 миллиардов рублей доходов в бюджет. Если повысить его еще на 20 процентов, то здесь линейный счет показывает, что будет, условно говоря, больше 100 миллиардов, но эксперты говорят, что такого эффекта достичь может не получиться. Дело в том, что при цифре в 20 процентов кто-то решает бросать или ограничивать курение, кто-то начинает искать какие-то альтернативы в виде контрафакта. Хотя у нас где-то порядка 23–25 миллионов активных курильщиков, которые это дело явно не бросают и вряд ли бросят, тем не менее за последние 10 лет в результате всех акцизных повышений минимальная цена пачки сигарет выросла в 10 раз, а средняя цена — в 4,8 раза. В прошлые годы такой рост стимулировал расширение нелегального рынка табачных изделий. Как это будет в следующем году, пока неочевидно. Эксперты говорят, что здесь надо иметь в виду риск, который существенен и высок. Контраргументы со стороны правительства заключаются в том, что «мы же ввели с 1 июля обязательную маркировку на все виды табачной продукции», потому если нет маркировки, то можно прибегать к помощи правоохранительных органов и так далее. На это есть свой контрконтраргумент: когда это еще заработает, в итоге же в первой половине года сборы могут сильно провалиться. Как в позднее советское время водку продавали таксисты, так и здесь могут блоками торговать. В общем, как говорится, остаются вопросы.
Новация есть, ее приветствует минздрав всеми силами, потому что это хороший способ борьбы за здоровый образ жизни, и это справедливо. Но тем не менее пока существуют планы такие, а как они реализуются на практике, я думаю, мы увидим в первой половине следующего года. Полагаю, что закон о повышении табачного акциза будет принят, другой вопрос — в каком объеме, потому что здесь тоже нельзя переборщить и получить в результате не рост, а сокращение. С одной стороны, начнет свертываться потребление, а с другой можно получить взрывной рост нелегального оборота табачной продукции.
— По поводу повышения всех этих налогов, о которых вы так подробно рассказали, слышно очень много критики. В частности, сопредседатель Партии Роста, профессор Высшей школы экономики Евгений Коган пишет, что «попытка в голодный год подстричь овцу закончится падежом отары». По поводу НДПИ в регионах тоже тихая паника царит, в особенности там, где находятся крупные предприятия, подпадающие под это повышение. Что вы ответите критикам?
— Отчасти соглашусь, в том смысле, что налоги у нас делятся на две категории: плохие и очень плохие. В этом плане с критиками спорить трудно, но надо же понимать, что такие критические стрелы несколько не по адресу.
Начнем с того, что, все-таки касается помощи малому и среднему бизнесу, прежде всего малому предпринимательству. Сокращение на бессрочной основе страховых взносов с 30 процентов до 15 процентов — это серьезно, потому что по году в целом выпадающие доходы внебюджетных фондов порядка минимум 450 миллиардов рублей, и их надо чем-то компенсировать. Отсюда идеи дообложить нефтянку, повысить НДПИ и так далее. Кроме того, минэкономразвития внесло целый ряд предложений по поводу продления тех или иных мер антикризисной поддержки. В первую очередь они касаются отсрочки по налогам, моратория на плановые проверки малого бизнеса, продления еще на три месяца моратория на банкротства и подготовки нового банкротного законодательства, которое во многом должно снять риски для кредиторов, дающих деньги тем самым предприятиям, находящимся в предбанкротном состоянии. По этому всему сейчас идет активная работа. Предложения есть, проходит обсуждение с бизнесом, потому говорить, что все отрасли, которые пострадали в кризис, будут брошены на произвол судьбы и им придется платить какие-то сверхналоги, — не совсем справедливая оценка.
Другое дело, с чем нельзя не согласиться, — это усугубление ситуации с региональными финансами. Конечно, в этом году по отдельным оценкам моих коллег, и я с ними согласен, возможный дефицит консолидированного бюджета российских регионов составит 2,3–2,5 триллиона рублей. И его надо закрывать для того, чтобы регионы хотя бы первоочередные свои обязательства по социалке, по бюджетной сфере имели возможность выполнить, что называется защищенными статьями расходов региональных бюджетов. Поэтому, что тоже предмет большой дискуссии, пока в правительстве не объявили, насколько увеличат трансферт региональным бюджетам. Но согласно общему принципу, который озвучил Антон Силуанов и в котором его поддержал Михаил Мишустин, данные расходы увеличатся. Вопрос счетный, кому, на сколько, как, все будет определяться и выверяться очень тщательно. Это прецизионная работа потому, что у каждого региона свои особенности, свои обстоятельства, которые необходимо учесть, но это проблема, которую нужно закрыть. Пока бизнес не видит, как она будет решаться в конкретном преломлении каждого региона, отсюда абсолютно обоснованная тревога, которая исходит из ощущения неопределенности: что же там случится, когда мы проснемся 1 января 2021 года? Поэтому я отношусь к такой критике как к совершенно обоснованной, и было бы очень плохо, если бы ее не существовало, потому что подобное позволяет замерить температуру, с которой бизнес сегодня живет, и понять, что нужно сделать для того, чтобы стимулировать деловую активность, на которую мы так надеемся в 2021 году.
Пока же система стимулов в экономике сильно разбалансирована. Допустим, я предприниматель, и у меня возникает выбор: либо платить дополнительный НДПИ, либо вдруг понять, что взамен я получу гарантию среднесрочной стабильности на услуги естественных монополий. Я скажу: «Ладно, да берите вы этот НДПИ, только, пожалуйста, мне лет на пять стабильный тариф дайте. Насколько он будет повышаться: инфляция плюс или индексация равна инфляции? Объясните мне, дайте формулу, я стану платить вам дополнительные налоги». Это мне крайне важно при инвестиционном планировании. Но подобного пока еще не получается.
— Не так давно «во имя экономического роста» в России на 2 процента был поднят НДС. Какой экономический эффект это дало?
— Какие-то дополнительные поступления в бюджет были, бесспорно, но подводить окончательные итоги еще предстоит. Пока мое личное интуитивное ощущение, что это было все-таки торопливое действие и далеко не безошибочное. Надо было 7 раз подумать и, возможно, вообще ничего не отрезать, в данном случае не повышать ставку. Пока понятно, что эффект роста доходов в бюджет, который это повышение принесло, был смазан одномоментным ростом инфляции, который потом пришлось корректировать, тормозя снижение ключевой ставки Центрального банка, потому что, если у вас инфляция значительная, куда вы станете снижать? Поэтому, пока данный эффект себя не исчерпал, Центральный банк не мог перейти сначала к нейтральной, а потом к мягкой денежно-кредитной политике.
«Пока этот эффект себя не исчерпал, Центральный банк не мог перейти сначала к нейтральной, а потом к мягкой денежно-кредитной политике»
«С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЗАМЫСЛОВ ВОПРОСОВ-ТО НЕТ НИ У КОГО»
— Многие экономисты с назначением Михаила Мишустина главой правительства предупреждали о том, что он как налоговик будет всячески пытаться продвинуть и распространить свое бывшее поприще в масштабах глобального собирательства всего, что можно, ради насыщения закромов государства, а в стратегиях экономического роста он не силен. Не это ли сейчас мы наблюдаем? Золотовалютные резервы растут, налоговые и акцизные поборы увеличиваются, произойдет ли благодаря всему этому реальный экономический рост с увеличением числа и качества рабочих мест, повышением доходов населения, покупательной способности?
— Я думаю, что здесь претензии к Мишустину несколько не по делу. Наверное, процентов 90 публичной активности правительства было направлено на «пожаротушение», работали в режиме скорой помощи, оказывая антикризисную поддержку наиболее пострадавшим слоям населения и бизнеса. И, естественно, они постоянно говорили, информировали всех только об этом. Еще процентов 10 публичной активности пришлось на составление национального плана восстановления экономики. При этом чаще и больше на сей счет говорил президент, чем само правительство. Оно в данном случае исполняло. Это я говорю не в оправдание Мишустина, и это не значит, что я горячий сторонник всего, что делает правительство, а справедливости ради я могу припомнить фразу, которую он произнес еще летом: «Национальный план восстановления — это переход от антикризисной поддержки экономики к структурным мерам, мерам по ее структурной перестройке и созданию новой модели развития».
С точки зрения понимания стратегии, на мой взгляд, тут все достаточно ясно. Для дальнейшего развития нам нужно снять все структурные ограничения, которые на сегодняшний день нас запирают в интервале темпов роста 1,5–2,5 процента, причем верхняя граница — в лучшем случае, если будет благоприятная конъюнктура на наши жидкие углеводороды. А если не будет, можем свалиться до 1,5 процента даже после завершения кризиса и посткризисного отскока. Не проведя этой структурной работы, обновления модели экономического развития, мы никогда никаких национальных целей – 2030 не достигнем. Поэтому с точки зрения замыслов вопросов-то нет ни у кого. Другое дело, что дьявол всегда в деталях, и вот здесь много неопределенности: как осуществлять этот переход, за счет чего, какие риски, каким образом их балансировать? Каким образом добиваться синергии трех источников экономической политики: бюджетных и монетарных стимулов (то есть какой уровень ключевой ставки должен быть, поскольку он определяет уровень ставок в целом по экономике) и структурно-политических реформ. А структурная политика — это прежде всего создание новой деловой среды: административное бремя, стабильность налогов, ясность с тарифами естественных монополий, сокращение доли государственного сектора, разумная приватизация, развитие финансовых рынков, конкуренция, в конце концов. Целая повестка, которая из года в год повторяется, и вопрос стоит о том, что ее надо запускать уже. Но в этом-то как раз и наблюдается явный дефицит действий. ЦБ уже сделал максимум из того, что он может, предел снижения ключевой ставки на следующий год у него не такой большой. Вот если в этом году в декабре он сделает еще шаг на 0,25 процентного пункта вниз, то на следующий год у него остается только 0,5 процентного пункта, потому что дальше уже очень опасно снижать, можно получить неконтролируемую инфляцию. Бюджетные расходы у нас будут поприжаты в следующем году.
А за счет чего будут возникать новые стимулы? В 90-е годы говорилось так: когда нечего бизнесу дать, дайте ему свободу. Ну сегодня похоже, что нечто подобное складывается. Бизнесу как воздух нужно больше свободы от засилья чиновников, беспредела правоохранителей, от неупорядоченности тарифов естественных монополий, от неясности ситуации с налоговыми ставками и много чего еще. Неопределенность же по всему этому «периметру» сильно снижает комфортность деловой среды, делая инвестклимат резко континентальным. Без инвестиций российского частного капитала никакого экономического роста не будет. В любой экономике это естественная, органическая, долгоиграющая сила развития. Государственные инвестиции как сноп соломы, могут до небес взлететь, а потом погореть, погореть и потухнуть, потому что в действительности государственные расходы конечны. А ВВП создают люди, работающие не только на государственных предприятиях, но и в малом и среднем бизнесе, крупных системообразующих компаниях. Бизнес как ресурс экономического роста, его самочувствие для нас остро критически важно. Вот этого стимула роста пока еще явно не хватает. Потому задача 2021 года — создать баланс прогрессивных стимулов. Лично я считаю, что при тех обстоятельствах, которые складываются, мы должны создать новую деловую среду для бизнеса, которая была бы стабильной и стимулирующей частные инвестиции. Данная задача пока еще не вполне прописана в бюджете. Но это не его задача, а единого плана достижения национальных целей – 2030, его структурно-политической части, которые мы в окончательном виде увидим в ближайшие две-три недели.
«Претензии к Мишустину несколько не по делу. Наверное, процентов 90 публичной активности правительства было направлено на «пожаротушение», работали в режиме скорой помощи»
— Какой должна быть налоговая политика правительства в ближайшие годы для того, чтобы ускорить восстановление российской экономики и ее развитие в перспективе?
— Я думаю, что мы к этому вопросу вернемся ближе к 2023–2024 годам. Пока же нам важно добиваться макроэкономической устойчивости при тех ресурсах, которые мы сейчас имеем. Конечно, налоговая система на данный момент не совсем стимулирующая. Она позволяет добиться определенной стабильности, но что она серьезным образом способна стимулировать инвестиции, сказать трудно. Тем не менее обратите внимание, сейчас одновременно с прохождением бюджета в Госдуме будет рассматриваться еще несколько законов, которые являются ключом на старт соглашениям по защите и поощрению капиталовложений (СЗПК). А здесь уже первые 20 проектов, которые рассматриваются сейчас в минэкономразвития в высокой степени готовности, объем инвестиций — 1,6 триллиона рублей. В плане же еще почти 1 тысяча проектов с инвестициями более чем на 14 триллионов рублей. Для каждого такого соглашения предполагается целый набор опций в виде налоговых льгот. Если хочешь их получать, будь добр, инвестируй. Данный механизм уже создан. Другое дело, что он пока не заработал, потому что требуется его быстрая доводка. Уж до конца этого года точно. В какой мере он окажет воздействие на частные инвестиции, посмотрим. Станем наблюдать за практикой. Может быть, к 2023–2024 годам нам придется пересматривать многие вещи, создавать новую стимулирующую налоговую сетку для поддержки частных инвестиций.
— Теперь о социальных обязательствах. Расходы на систему жилищно-коммунального хозяйства в России в ближайшие два года могут быть сокращены на 18,4 процента по сравнению с изначальными планами, следует из пояснительной записки к проекту бюджета на ближайшие три года. Финансирование национального проекта «Жилье и городская среда» на 2021–2023 годы планируется сократить на 20 процентов, или 98 миллиардов рублей. Нацпроект «Жилье и городская среда» включает в себя четыре проекта: «Жилье», «Ипотека», «Обеспечение устойчивого сокращения непригодного для проживания жилищного фонда» и «Формирование комфортной городской среды». Почему и для чего это все делается?
— Я здесь полностью согласен. Те цифры, что вы озвучили, с трудом комментируются и вызывают огромное количество вопросов, но я бы тем не менее не торопился с оценками, поскольку такие цифры зачастую вырваны из общего контекста пересмотра параметров национальных проектов, который еще причём далеко не завершен. Сейчас активно идет процесс перераспределения расходов по различным статьям национальных проектов. Скажем, из жилья ушел «Умный город», но перешел в цифровую экономику, а она увеличивается, если мне память не изменяет, на 600 миллиардов рублей. Поэтому нужно смотреть, не где и что сократилось, а что и куда пришло и перешло, вот что важно. А так мы общей картины не видим, и отдельные цифры уменьшения часто не означают, что денег на это совсем не выделят или урежут, их могут на то же самое просто провести другой статьей расходов. Скажем, куда попало расселение ветхого жилья? Очевидно, в жилищное строительство или городскую среду, а раньше это финансировалось по статье «ЖКХ». Поэтому надо набраться терпения и посмотреть итоговый документ правительства с переверсткой всех национальных проектов, что, куда и как перераспределили.
А в целом по национальным проектам давайте вернемся к заседанию правительства, прошедшему 16 сентября. Согласно ему, в 2021 году увеличиваются расходы на нацпроекты по сравнению с 2019-м на 15 процентов, в 2023-м — уже на 40 процентов. Так что рост по национальным проектам есть. Другое дело, что между ними происходит перераспределение, перекладывание на более отдаленную перспективу части расходов, пересмотр приоритетов, суть которого во многом пока остается неизвестной. Больше всего проблем с качеством проектирования, то есть подо что мы открываем финансирование. За 8 месяцев кассовое исполнение всех национальных проектов составило 48 процентов годовых значений. Таким образом, мы видим, что с проектированием, с тем, на что госструктуры, да и бизнес запрашивают государственные деньги, большие вопросы.
«Защищенные статьи бюджета — это пенсионное обеспечение, социальная помощь и социальная поддержка, поддержка занятости, все социальные расходы бюджета, и их трогать не будут»
«ИНДЕКСАЦИЯ ЗАРПЛАТ ГОССЛУЖАЩИМ ОТОДВИГАЕТСЯ, КРОМЕ ВОЕННЫХ»
— Там же есть так называемые защищенные статьи. Сколько их и какие это статьи? Их вообще трогать не будут или оттуда тоже отщипнут?
— Защищенные статьи бюджета — это пенсионное обеспечение, социальная помощь и социальная поддержка, поддержка занятости, все социальные расходы бюджета, и их трогать не будут. На то они и защищенные. На круг, прямая социальная поддержка — это примерно 30 процентов всех расходов. Если засчитать еще те деньги, которые поступают из бюджета в пенсионный фонд по нынешнему году, порядка 3,3 триллиона рублей, столько же, может быть, даже чуть больше на следующий год, то получится, что вся социальная окраска бюджета составляет примерно половину всех расходов. Она не трогается. Все остальное, пожалуйста, сколько угодно, комбинируйте, сокращайте, оптимизируйте. А здесь вы можете только повысить эффективность отдачи от этих социальных расходов. В том числе в национальном плане восстановления как раз есть, на мой взгляд, крупная системная инициатива структурного характера — создание социального казначейства. Смысл его в интеграции всех баз данных, которые есть у налоговиков, у пенсионного фонда, у минфина, в федеральном казначействе для создания в ней социальной карты доходов и расходов каждого домохозяйства в стране. Из этого будет понятно, кому в первую очередь нужно оказывать поддержку. Дальше смотрим как. В бюджете только по 2021 году, скажем, расходы на поддержку малообеспеченных семей с детьми от 3 до 7 лет будут увеличены вдвое, расходы на распространение практики социальных контрактов, в том числе в субъектах, а стало быть, трансфер регионам поднимут, так вот эти расходы растут вчетверо.
А что такое социальный контракт? Вы подписываете соглашение с уполномоченным органом государства, скажем, минтрудом, вам предоставляется помощь на оговоренное время, например на полгода, но вы даете гарантии, что за это время с деньгами станете делать. Будете получать новую профессию, повышать свою квалификацию, или вы собираетесь открыть собственное дело, или еще что-то. Данный контракт может быть разной срочности, разной продолжительности, разной денежной стоимости, но это реальная помощь людям в сложной ситуации встать на ноги. Не просто получить деньги и непонятно куда их деть, а с умом нарастить себе какие-то навыки, создать социальный или человеческий капитал.
Поэтому защищенные статьи бюджета — это именно социальные обязательства государства. Они носят безусловный характер.
— Белорусские события показывают, что силовой блок порой остается единственной опорой власти, и эту «священную корову» надо кормить хорошо и во что бы то ни стало. У нас данный блок наравне с чиновниками скоро будет составлять основу среднего класса страны. Что с ними, на них будут экономить? Я имею в виду зарплаты, пенсии, всякие монетарные компенсации-индексации?
— Я здесь не большой специалист. Могу сказать лишь, что индексация зарплат госслужащим отодвигается, кроме военных. Им денежное довольствие будет проиндексировано в рамках инфляции. Что касается всего остального, вопрос открытый. Если все остальные незащищенные статьи предусматривали сокращение расходов год к году до 10 процентов, то госпрограмма вооружений — сокращение до 5 процентов. Сейчас бюджетный проект, который мы видим, прописывает общее сокращение расходов на оборону по 0,1 процента в год на протяжении предстоящей трехлетки. 2,7 процента ВВП — это 2021-й, 2,6 процента в 2022-м, и 2,5 процента в 2023 году. В абсолютном выражении расходы остаются теми же самыми (чуть больше 3 триллионов рублей в год).
— Очень странные вещи происходят также вокруг пенсионной реформы. Как на днях отметили в министерстве финансов, благодаря большему поступлению страховых взносов в 2017 году на счетах пенсионного фонда сформировались остатки, которые направили на выплату пенсий в текущем финансовом году. За счет этого был снижен бюджетный трансферт, предназначенный для сбалансирования пенсионного фонда. Но они же уверяли всех, что надо немедленно поднимать пенсионный возраст из-за непомерных трат и подняли его в 2018-м. Теперь, оказывается, «благодаря большему поступлению страховых взносов в 2017 году на счетах пенсионного фонда сформировались остатки. За счет этого был снижен бюджетный трансферт, предназначенный для сбалансирования пенсионного фонда». То есть получается, бюджет стал платить меньше за пенсии, потому что увеличилась сумма денег, которые вносят сами граждане (ну или работодатели), а государство ни при чем. Так зачем тогда подняли возраст? Что с тех пор? Может, в ПФР и сейчас «остатки» копятся, а благодаря повышению пенсионного возраста и эти «остатки» тоже растут быстрее?
— То, что касается якобы избыточности средств в пенсионном фонде, мне кажется, это все чисто бухгалтерские вещи. Я знаю, что бюджетные трансферты в пенсионный фонд России год от года только увеличиваются. Как с 2012 года это началось, так и продолжается. Потому здесь у меня никаких иллюзий нет, и в 2020-м дефицит пенсионного фонда России будет рекордным за все последние годы и составит порядка 200 миллиардов рублей. Надо учесть, что пенсионный фонд — это не только собственно пенсии, но и материнский капитал и еще целый ряд обязательных социальных выплат населению. Так что, помимо пенсий, на него довольно большая нагрузка выпадает.
Что касается повышения пенсионного возраста, увы, это, к сожалению, было безальтернативно, потому что мы сталкиваемся с плохой демографией. У нас естественная убыль населения и количества трудоспособных членов общества. Когда у нас прогнозы показывали, что рынок труда сокращается на 300–500 тысяч человек в год, то за счет чего снижающееся число работников станет содержать растущее число пенсионеров? Аргументов оказалось два: отвратительная демография и устойчивое нарушение баланса на рынке труда, из-за которого мы не будем в состоянии обеспечивать растущее количество пенсионеров. Иллюстрацией к этому является динамика коэффициента замещения — отношение средней пенсии к средней заработной плате. Если по выходе из кризиса 2008–2009 годов оно было порядка 40 процентов, то сейчас около 30 процентов. Вот вам ответ почему.
«Могу сказать лишь, что индексация зарплат госслужащим отодвигается, кроме военных. Им денежное довольствие будет проиндексировано в рамках инфляции»
— А как быть с предпенсионерами? Возраст продлили, но новых рабочих мест для этих более чем 2 миллионов человек не создали. Мало того, издали «драконовские» законодательные акты, запрещающие увольнять предпенсионеров, и так далее, в результате чего все работодатели бегут от таких людей, как черт от ладана. Никто с ними связываться не хочет, брать на работу не желает под любым предлогом. Такая проблема есть?
— Она есть. Более того, в «коронакризис» она еще больше усугубилась, утяжелилась. Если бы я знал, как помочь таким людям и что с этим делать, я бы, наверное, был главой пенсионного фонда.
Один из вариантов — повышение квалификации и получение новых знаний и компетенций. Но для этого пока отсутствует система постоянного регулярного образования взрослых. Будет создана — тогда, наверное, все-таки немножко полегче станет. Но это вопрос нескольких лет, а не однажды ко всеобщему счастью в ночь с понедельника на вторник все случится. Года через три-четыре, я думаю, подобная система возникнет. Другим уже будет легче. А сейчас один из путей — социальные контракты. Другой путь — это самозанятость. Оказание в ее рамках различных услуг по ремонту, обслуживанию, репетиторство.
— Еще одна странность. 8 сентября председатель «Единой России» Дмитрий Медведев предложил коллегам по партии обсудить с членами правительства и профсоюзами идею введения в стране гарантированного дохода граждан, и, согласно данным опроса исследовательского центра портала Superjob.ru, 68 процентов россиян поддерживают эту идею, причем в основном граждане с высокими доходами. Как-то все это крайне непонятно. Если денег не хватает, зачем устраивать дискуссию об их безвозмездной раздаче по примеру богатых стран? С другой — если они есть, зачем повышать налоги и резать самые нужные статьи бюджета?
— Ну он ведь очень аккуратно предложил это, пока только обсудить данную тему с однопартийцами. Если идею не возьмет на вооружение и не начнет ее обсуждать «Единая Россия», значит, ее перехватят другие. Это все очевидно. Это еще и политтехнологическая вещь. Он очень корректно сказал, что идею нужно всячески изучить с учетом международного опыта, а также оценок и позиций российского экспертного сообщества. Что касается международного опыта, то он крайне неоднозначен. Что касается экспертного сообщества, то оно скорее против, чем за. Есть на это деньги в российском бюджете? Вопрос риторический, что тоже совершенно очевидно. Опять же кому гарантированный доход давать, как, каким образом? В Швейцарии референдум провели по такому поводу, и, когда посчитали, что им для этого надо кратно увеличивать налоговые платежи, ребята сказали: «Нет, не надо, давайте жить по старинке». В ряде других стран такие эксперименты проводятся, но с неочевидным пока результатом.
Опять же все, кто следит за этими экспериментами, говорят, что велик риск демотивации трудовой активности. Люди получают деньги и могут не захотеть работать дальше. Намеки на то, что такой риск может реализоваться, уже есть. Официально зарегистрированная безработица у нас резко в 3,5 раза возросла, как только появился максимальный размер оплаты пособия по безработице, равный прожиточному минимуму. Поэтому здесь действительно требуется всесторонний, тщательный анализ по поводу того, от чего мы уходим и к чему приходим в результате введения этого гарантированного дохода граждан.
